Реквием каравану PQ-17 - Страница 23

К оглавлению

— Вы бы ему посигналили, — подсказал наивный врач. — Мол, мы свои, идем домой, бомбить нас не надо…

— Чем же я ему посигналю? — наорал на него командир. — Или мне палец ему из-под воды выставить?

— Витя, — с укоризной сказал врачу штурман, — то, что ты советуешь нам сейчас, это называется бесплодной утопией.

— А утопия — от слова «утопили», — разъяснил всем боцман.

— Пошла серия за борт, — доложил акустик. — Бросает!

Падающие бомбы издавали на глубине гул и бульканье.

— Знать бы какую он ставит глубину? — сказал штурман.

Но тут же людей стало бить, бросая одного на другого, отсек был наполнен туманом и мелкой пробкой.

— Правильно ставит, собака! — ответил командир. — Уж больно дельно кидает… Ну, как ты, Витя? Потрясываешься?

— Да, видите ли, — ответил флаг-врач, — все дело заключается в том, что трясись или не трясись, а бежать тут некуда!

— И будут, — добавил боцман, — за здорово себе живешь, молодые и красивые покойнички, украшенные орденами и медалями…

— Опять разворачивается, — доложил акустик.

— Будем уходить, — решил командир. — Ничего тут иного и не придумаешь. Он, видать, не отстанет… Вытянемся в море, подзарядим там батареи и уже во всплывшем положении пойдем на базу, чтобы товарищ этот наверху! за чужих нас не принимал.

Так и сделали. Когда со стороны моря показалась подлодка, идущая на дизелях, сторожевик принял с нее опознавательные и точно по уставу дал на нее свои.

— Спроси его, бомбил ли он недавно лодку?

Сигнальщик отмахал вопрос на сторожевик флажками.

— Читай, что он пишет нам в утешение — Сознается, — сказал сигнальщик. — Пишет, что бомбил…

— Отвечай ему так: «Сукин сын, ты бомбил нас», — и потом, когда очухаются, ты им добавь следующее: «Желательно встретиться на берегу для обмена боевым опытом».

Глаз прожектора сторожевика стыдливо промолчал. Сигнальщик понял это молчание на свой лад:

— Разве они ответят, товарищ командир? Ведь понимают, что за такие дела на второй год войны, да еще при обмене опытом, обязательно морду им бить станут…

Подлодка завернула в гавань Полярного, притулилась к родному пирсу.

Береговые службы потянули на ее борт шланги с паром, водой, телефоном и электропитанием. Их встретил комдив. Возле пирса остановилась «эмка», из нее вышел командующий флотом Головко, молодо сбежал по сходне на лодку. Он и в самом деле был еще очень молод, этот командир самого молодого флота страны, и только седина на висках выдавала его переживания за судьбы тех кораблей и людей, которых он столь часто провожал в океан…

Выслушав доклад подводника, Арсений Григорьевич спросил:

— А чего не пришел в назначенный срой? Мы ждали…

Командир поведал вице-адмиралу, как его бомбила на плесе своя же брандвахта, пришлось оттянуться в море, подзарядиться там, снова возвращаться… «Волокитная история!»

— Это плохо, — сказал Головко. — Командир сторожевика понесет строгое наказание. Заставим его изучить силуэты наших подлодок и нести службу наблюдения в море как надо, по уставу!

Подполковник вдруг представил себе, что, должно быть, испытывает сейчас незнакомый ему человек с мостика сторожевика, и он решительно вскинул руку к козырьку мятой фуражки:

— Товарищ вице-адмирал, позвольте два слова?

— Хоть сто… Я вас слушаю.

— Простите, что вмешиваюсь. Сторожевик (это же видно) недавно рыбу ловил… Где им сразу все тонкости изучить? Служба связи и наблюдения у них никудышная, это верно. Но если быть честным, то командир сторожевика достоин: большой благодарности.

— За что? За то, что вас бомбил на подходе к базе?

— Именно так, товарищ вице-адмирал… Уж сколько нас немцы бомбили, а такого не выпадало. Дельно он бомбы клал! Просто душа радуется, что наши корабли умеют бомбить врага отлично.

— Разберемся, — кивнул комдив. — А ты слишком уж добрый, Саня, — сказал он ему потом. — Лежал бы сейчас с водичкой в камбузе на плесе Кильдинском и… рот нараспашку!

Сторожевик вернулся с моря, и его навестил командир подлодки. По внешнему виду пожилой команды, по тому, как неумело отдал у трапа честь подводнику вахтенный, командир лишний раз убедился, что эти ребята совсем недавно плавали под скромным флагом с двумя селедками на полотнище.

При появлении офицера, грудь которого была украшена, звездой Героя Советского Союза, командир сторожевика привстал со стула-вертушки. Это был человек преклонных лет, его натруженные руки слегка вздрагивали. Сейчас он имел звание лейтенанта. Над карманом его кителя неярко поблескивал орден Красного Знамени. Только не боевой славы — трудовой…

— Позволю себе заметить, — начал подводник, — что своих на войне бомбить не рекомендуется… Дайте-ка листок бумажки!

На листке, вырванном из тетрадки в клеточку, подводник сделал карандашом несколько стремительных росчерков.

— И вот цель! — сказал он, ловко обозначив свою лодку. — Первый заход вы пошли так. Одобряю. На развороте потеряли, однако, немало времени. Не одобряю. Вот если бы на контрольном бомбометании вы сбросили серию не в этой точке, а здесь…

— И… что? — спросил рыбак.

— Как что? — удивился подводник, смеясь. — Мы бы с вами уже не разговаривали сейчас… Вы поймите одно: вам повезло, как никому другому.

Никто из наших людей, отбомбив противника, не имеет возможности встретиться с врагом, чтобы узнать у него — как его бомбили? А вам повезло: перед вами сидит человек, который ускользнул от вашей атаки. Учтите же мои замечания!

Прослушав целую лекцию, старый моряк поднялся из-за стола, а в углах глаз, выцветших от соли и ветров, мерцали глубоко спрятанные слезы.